Самый молодой пёсик все никак не мог успокоиться, и в течение ночи несколько раз злобно лаял в темноту, время от времени то убегая, то в испуге возвращаясь вновь и прячась за нас, людей. Видимо, поблизости ходили какие-то дикие животные, что вполне естественно для гималайского леса. Один раз пёс злобно облаял Шивпрасад-бабу, не узнав его в темноте. Садху шел с котелком чая и кружками, пришлось отгонять от него не на шутку разошедшегося пса. А в-целом, ночь прошла вполне спокойно; пение мантр вскоре сменилось тихими ночными разговорами о прекрасном, мне же просто хотелось спать.
Правда, несколько раз приходилось спешно вставать и, спотыкаясь в полной темноте, бежать к реке. Возможно, из-за сильной жары или пищевого отравления мне становилось дурно и рвало. Это такая неминуемая чистка, которая изредка происходит со многими. Навряд ли я сильно отравился, скорее всего проблема в очень душной погоде, при которой организм быстрее устает и часто отвергает любую пищу. Помню как среди ночи сидел на корточках у самой воды, опустив кисти рук в студёную Гангу, и на меня накатывались внутренние волны болезненного состояния, вслед за которыми вновь и вновь умывался святой водой. Казалось, этим рвотным позывам не будет конца и края, однако, вскоре мне стало чуточку лучше и, обретя способность передвигаться, вновь ложился подле дремлющего рыжего пса.
От него исходил не самый приятный аромат — пахло псиной, поэтому мне вновь и вновь приходилось бежать к Ганге чтобы очиститься. За этими заботами и борьбой моего вдруг восставшего организма ночь шла значительно быстрее. Наконец, полностью очистившись, я мирно уснул, растянувшись во весь рост на острых, мелких камнях, укрывшись сверху шарфом и прижавшись к теплому тельцу собаки. Открыв глаза вновь, увидел уже чуть светлеющее небо и очертания окрестных гор; ночь явно близилась к завершению, а слабый утренний свет понемногу окрашивал небеса в зеленоватые предрассветные цвета.
Утро наступило совсем быстро; по небу медленно плыли грозовые тучи, готовые вот-вот пролиться на землю проливным дождем. В какой-то момент я окончательно проснулся, сложил свои нехитрые пожитки и направился к ближайшему каменному гроту, где Шивпрасад-баба обычно готовит еду и чай. Стоило присесть на камни, как начался ливневой дождь. Небо быстро потемнело, свинцового цвета тучи разразились дождем, я успел перебежать в соседний, более глубокий грот, оканчивающийся лазом в небольшую пещеру.
Там и устроился под надёжной защитой из скального навеса, наблюдая за сильным дождем, проливающимся на быстро текущую Гангу и прибрежные скалы. Вскоре ко мне подсел Шивпрасад-баба, он тоже успел проснуться, собрать вещи и сбежать от дождя в это самое укромное место. Садху принес котелок, выкопал в дне грота углубление для розжига костра, я наломал мелкого хвороста из вязанки, лежащей тут же, и вскоре мы уже пили горячий черный чай здесь же, в крохотном гроте, в тесноте да не в обиде. Накануне в гости пришли трое индийских подростков, они укрывались от дождя в соседнем гроте, их мы тоже напоили чаем.
Когда ливень прекратился, я попрощался с садху, поблагодарив его за заботу, и отправился отдыхать в гостевой дом. Было около 8 часов утра, самое время для того, чтобы добрать несколько часов благостного сна после почти бессонной ночи, проведенной на берегу священной Ганги. К тому же, ещё немного сказывались последствия ночного недомогания (или отравления), мой измученный организм требовал сна и отдыха.