Небо тем временем заволокло грозными тучами, вот-вот готовыми разразиться очередным ливнем. В небесных сферах сверкало и грохотало как будто сами индуистские боги являли сущим свою силу, власть и покровительство над «городом мертвых». Оставив местных парнишек, ловивших рыбу в священной реке, мы шли узкими проулками, петляющими среди старинных домов, построенных таким образом, что чем выше — тем площадь больше, и улицы поэтому сужаются кверху. Это такой особый феномен старой части Варанаси.
Выйдя к крохотному незатопленному водой участку гхата, мы увидели резвящихся в воде подростков. Местные как ни в чем ни бывало бултыхались в темно-бурых водах Ганги, с разбегу прыгая со ступенчатого гхата, делая в воздухе сальто. Их ничуть не смущает загрязнённость воды хотя бы потому, что Ганга — это мать, а во-вторых, у них попросту нет альтернативы. Некоторое время глядя на всеобщее ликование, я почувствовал настойчивую внутреннюю потребность совершить омовение. Делаю это только по зову сердца, когда чувствую необходимость.
К немалому удивлению ребятни, я, перевязавшись шиваитской набедренной повязкой оранжевого цвета, медленно зашёл в воду, спускаясь по затопленным ступеням гхата, и совершил троекратное окунание с головой, сконцентрировавшись на внутренней молитве Ганга Дэви. Вода оказалась не такой холодной как в Ришикеше и совершенно непрозрачной из-за обилия глинистого ила. Но это — та же Ганга, что сверкающими потоками, чистыми как слеза младенца, стекает со склонов Гималаев от самого ледника Ганготри! Отплыв на некоторое расстояние от берега и лёжа на спине у поверхности воды, я услышал пронзительный свист — это специальная служба безопасности сигналит чтобы никто не заплывал слишком далеко. Хотя умереть в Варанаси — высшее благо и везение для любого индуиста, судя по всему, с жизнью расставаться здесь совсем не спешат:-)
За мной поплыли несколько местных пацанов, скорее всего, свистели именно им, потому что охранники знают, насколько хорошо многие иностранцы умеют плавать даже при высокой воде и сильном течении. Я как-то жил в Варанаси с неделю, стояла сильная жара, и каждый день купался по несколько раз вместе с местными жителями, при этом далеко заплывая к центру реки. Но сейчас, в сезон муссонов Ганга очень широка, и течение в ней намного стремительнее. Помню, один из местных парней предлагал мне переплыть через Гангу, но я почтительно отказался от этой затеи. Не стоит «покорять» святыни, взбираться на священные вершины, переплывать священную реку. Это неуважительно по отношению к божеству и признак раздутого эго.
Выйдя из воды и попав под начинающийся было дождь (весь ритуал сопровождался громом и вспышками молний), я обнаружил исчезновение малы — четок с портретом моего гуру Самдарши в серебряном медальоне. Ганга практически сняла с меня малу, видимо, во время троекратного окунания в воду. Впервые за все время с момента принятия саньясы (ученичества) у меня исчезла мала. Это явно некий знак свыше, есть над чем задуматься… Вытираясь под кроной большого дерева, где не мочит дождь, я с задумчивостью смотрел на гладь воды, несущейся внизу, под гхатом, и пытался осмыслись случившееся — придет время, и все станет ясно как божий день. А то, что происходит в священном городе Шивы, на берегах великой Ганги — это особое благословение свыше. «Принимай и ни о чем не сожалей» — был такой ответ.
На этом мистика отнюдь не закончилась. Дождавшись прекращения дождя, мы со спутницей пошли дальше по переулкам, и буквально через несколько минут ее кто-то окликнул их проема в каменном заборе. Вслед за ней я зашёл внутрь, это оказался вход в храм Шивы. Причем храм очень необычный, в него поднимаешься по высоким ступеням и оказываешься в совсем небольшом помещении с установленным по центру шивалингамом, дверей здесь нет, на все 4 стороны света — проемы, энергия свободно циркулирует среди четырех несущих колонн. Из переулка храм почти незаметен, он скрыт наверху, в сени раскидистых древних деревьев. Пуджари с гостеприимной улыбкой пригласил внутрь и организовал для нас персональную пуджу (богослужение). Вначале Ганга Джи снимает с меня малу, надетую гуру, духовным наставником, а затем Шива через своих служителей приглашает в храм совершить пуджу…Воистину неисповедимы Пути господни. Мы долго общались с брамином и его друзьями, сидя на маленькой каменной площадке перед храмом:
— Бенарес — очень сильное место, здесь тысячи индуистских храмов, никто не знает сколько их на самом деле. В этом месте особо проявлена энергия Шивы, высшего из богов, Махадэва. — Напомнил он, задумчиво глядя в свинцового цвета небо, отозвавшееся на его слова гулким, раскатистым громом.
Пуджари зажёг масляную лампу и отправился с моей спутницей продолжать молитву перед шивалингамом. А меня накрыло бесконечной благодатью: как будто освободившись от бремени тела, душа воспарила ввысь, в благодатные небесные сферы, где нет ни горя, ни печали, в пространство, сотканное из божественного света, лишённого признаков двойственности.
«Хар, Хар, Махадэв» — Слышалось со всех сторон и, будто бы даже из-под земли. Гулкие раскаты грома превратились в бесконечно звучащий «ОМ» среди лучезарных Вселенных, порождаемых Сознанием Единосущего, искры погребальных костров рассыпались яркими звёздами по всем девяти Вселенными, а ликующие освобождённые души как капли, растворялись в вечном Причинном океане Блаженства, теряя иллюзию разделенности. Посреди бесконечного покоя на тысячеглавом змее Шеша возлежит лучезарный господь Нараяна, пребывающий в йога-нидре, благостном, осознанном йогическом сне. От лотосных стоп Его живительным нектаром течет небесная Ганга…